Слова Хайнриха совсем сбили с толку мессира, но и заставили насторожиться еще больше. Единственный вывод, к какому он смог прийти, так это то, что двое перед ним скорее всего вовсе не сородичи, ибо никак не отреагировали на слово торпор. Хотя с другой стороны это его раздражало, ведь он, таким образом, дал намек на свои знания, а значит и на свою сущность. Но да ладно. Если не последовало никакой реакции, то, значит, и никаких подозрений так же не должно было возникнуть.
Александр ответил кивком головы на военное приветствие черноволосого, и вновь переведя взгляд на рыжего, вдруг понял, что все это время тот так же смотрел на «слугу». Причем нечто странное сквозило в его взгляде, хотя в темноте и нельзя было толком разглядеть. Смутные подозрения закрались в разум вампира. Быть может они совсем не те, за кого себя выдают? Быть может черноволосый вовсе не слуга, но господин? Кто знает. В любом случае Александр решил попытаться узнать его имя. Поэтому вновь обратился к Хайнриху:
- Сударь, все же, соблюдая нормы этикета, попрошу представить мне своего спутника? И не стоит так отзываться о себе, ибо в вас чувствуется неясная мудрость, которую вы, быть может, еще и не раскрыли сами, но в любом случае, ее носители не могут быть бесполезны.
В то же время Александр как бы облокотился на седло правым предплечьем, на самом деле сменив левую руку правой, на эфесе палаша. Хотя в темноте ночи, лишь слегка освещенной луной, лишь крайне внимательные наблюдатели заметили бы этот маневр. В то же время он направил все свое внимание на слух, чтобы попытаться уловить всякий малейший шорох и быть готовым к неожиданностям – он не верил, что третий мог просто испариться, быть может тот затаился где-нибудь здесь? И они на самом деле разбойники, забалтывающие и грабящие незадачливых путников. Чтож, если это так, то им придется ощутить на себе ярость клинка де Пороэта.
Взгляд голубых глаз вампира, теперь вперился в Хайнриха из-под капюшона, хотя боковым зрением Александр пытался уследить и за черноволосым «собеседником», который до сих пор не проронил ни слова.